Инспектор Антонов рассказывает - Страница 39

— Мои планы мертвы. Так что не будем беспокоить мертвецов.

— Включая и Асенова?

Он не отвечает. Я тоже не настаиваю. Трудно вести серьезные разговоры, когда по сторонам постоянно меняются виды весенних улиц и это отвлекает твое внимание.

Останавливаемся перед управлением, и я веду Филиппа вверх по лестнице, в свой кабинет, факт, что мы расположимся в моем кабинете, как видно, пробуждает некое неприятное предчувствие у красавчика. Он прекрасно знает, что я не специалист по пограничным и паспортным нарушениям.

— Итак, — говорю я, когда мы садимся по обе стороны моего стола, — оставим тему дальних странствий и остановимся на вещах, более нам близких. Кто убил Асенова?

Манев уже готов к этому вопросу, потому что выдерживает мой взгляд, не мигая.

— Не имею представления, — отвечает он спокойно.

— Вы, как видно, просто не отдаете себе отчета о вашем положении, — говорю я тоже спокойно, продолжая в упор глядеть на него. — До сих пор вы имели по крайней мере возможность маневрировать, ходить от человека к человеку, давать инструкции, кому как держаться, и выяснять, кто что сказал, пускать в ход интриги и предпринимать оборонительные действия. Излишне подчеркивать, что вся эта ваша активная деятельность была под тщательным нашим контролем. Но сейчас, Манев, пришел конец всякой активности! Вы арестованы, хотя в данный момент — по другому поводу, и у вас нет абсолютно никаких шансов на то, что вы будете освобождены и снова займетесь самообороной. Поэтому давайте играть в открытую. Я вас спрашиваю: кто убийца?

Филипп выслушивает меня внимательно, но бесстрастно. Потом небрежно пожимает плечами, как бы говоря: «Ну что ж, толките воду в ступе, если у вас нет другого дела» — и замечает с нажимом:

— Вам ли надо объяснять, что вы обращаетесь не по адресу по той простой причине, что в ночь, когда умер Асенов, я был задержан вашими органами и, следовательно, я — последний человек, который может быть в курсе дела.

— Ваши рассуждения содержат один логический просчет, — замечаю я терпеливо. — Убийство было тщательно подготовлено еще задолго до его осуществления. Так что у вас не было никакой необходимости присутствовать на месте преступления, чтобы знать, кто убийца.

Вместо возражения Филипп снова досадливо пожимает плечами.

Я усаживаюсь на своем стуле поудобнее, наблюдая некоторое время за человеком, сидящим по другую сторону стола. Манев не проявляет никакой нервозности или беспокойства, вообще никаких признаков того, что может хоть в чем-то отступить от своих позиций. Теоретически я тоже не располагаю никакими аргументами, которые могут принудить его к отступлению. Если человек, сидящий передо мной, действительно ответствен за убийство, как я могу вырвать у него признание? Сказать, что это облегчит ему судьбу? Нежности подобного рода не в моих привычках. И потом, это было бы обманом. Вынужденное признание в его положении ничего не изменит. И все же нужно заставить его признаться, просто необходимо, чтобы он признался. И не столько ради самого признания, сколько для выяснения одной-двух деталей, которых мне еще не хватает.

Закуриваю сигарету и некоторое время курю молча. Филипп не проявляет никаких признаков нетерпения. Даже не просит разрешения закурить. Он, очевидно, вооружился решимостью ко всему относиться хладнокровно, потому что это единственный возможный для него выход.

— Зачем вы отпустили бороду? — неожиданно спрашиваю я. — Зачем надо было ее отпускать, а потом сбривать?

— Каприз, — пожимает плечами Филипп.

— Вы не из тех людей, которые действуют по капризу.

— Если мой ответ вас не удовлетворяет, поищите объяснение сами.

— Объяснение я уже нашел. Но я хотел бы услышать его от вас.

— Зачем же обременять себя повторениями? — Филипп еле заметно улыбается.

— Недавно вы просили у Доры паспорт своего брата под тем предлогом, что хотите кое-что купить в магазине «Балкантурист». Установлено, что вы не делали покупок, пользуясь этим паспортом, ни там, ни где-либо еще…

— Для покупок недостаточно паспорта, нужны еще и доллары. А долларов я достать не смог.

— Если бы у вас не было долларов, вы бы не просили и паспорт. Вы пытаетесь рассуждать логично, Манев, но, выходит, даже не допускаете, что и другие обладают этой элементарной способностью.

Он слушает меня, не реагируя.

— Вы просили паспорт, чтобы сделать точную копию печати на фотографии, а потом подделать эту печать на вашей собственной фотографии, чтобы в подходящий момент заменить фотографию брата своей и обеспечить себе отъезд.

— Как видите, я ничего этого не сделал.

— Да, потому что подделка печати оказалась для вас слишком трудной задачей или работа вышла грубой, словом, вы поняли, что номер с заменой фотографий не пройдет. Как раз в это время вы и начали отпускать бороду.

— Возможно. Я не записал даты этого события.

— Точный день тут не важен. Важен мотив. Вы установили, что ваше лицо в достаточной степени сходно с фотографией брата на паспорте, потому что она сделана несколько лет назад и к тому же ретуширована. Поэтому вы решили, что легко пройдете с этой фотографией паспортный контроль, особенно при вашей располагающей и внушающей доверие внешности.

— Мерси.

— Не за что. Располагающая и внушающая доверие внешность, Манев, это главное оружие всех мошенников и вымогателей. Это, так сказать, часть их рабочего реквизита. Но вернемся к фактам. Вы решили, что в интересах планируемой операции было бы хорошо, если бы люди привыкли вас видеть бородатым, если бы у них создалось о вас впечатление как о человеке бородатом. Тем самым уменьшился бы риск того, что в час отъезда кто-либо вдруг остановит вас, когда не надо, и скажет: «Привет, Филипп!». Потому что в тот момент вы уже будете без бороды. Как, в сущности, и произошло.