Инспектор Антонов рассказывает - Страница 26

Вообще-то у меня есть предчувствие, что эта история с Антоанетой еле-еле держится. Достаточно легкого дуновения, чтобы она полетела ко всем чертям. Но стоит ли она этого дуновения?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Уже седьмой час, и Дора должна быть уже здесь… Но сколько их и где они, такие женщины, которые были бы точны? Они становятся точными, и даже педантично точными, лишь в том возрасте, когда это уже не так важно. И все-таки Дора должна быть точной хотя бы из признательности ко мне, потому что я постарался вызвать ее таким образом, чтобы Марин ничего не заметил.

Три дня подряд я просиживаю в своем кабинете — редчайший случай в моей служебной практике. Встаю, чтобы размяться и поглядеть в окно, как живут люди. Живут нормально: ходят по магазинам, разглядывают товары, выставленные в витринах, или спешат куда-то. Рабочий день окончен, документы и регистрационные журналы заперты, должностные лица снова превратились в отцов и матерей, жен и мужей, исключая тех, для кого брак все еще является перспективой.

Счастливые те люди, которые работают с бумагами и цифрами. Закроешь папку, придавишь все бумаги и цифры и уходишь, не думая больше о них. А я работаю с людьми. И эти люди, даже после того как я с ними расстаюсь и совсем списываю со счетов, продолжают преследовать меня. «Да ладно, идите своей дорогой, — говорю я мысленно. — Отстаньте, видите же, что следствие закончено». Но они продолжают тащиться за мной со своими историями и неразберихами, возражают мне или грызутся между собой, пока их место не займет следующая партия из очередного расследования.

Случается и так, что, блуждая по городу в связи с каким- нибудь новым расследованием, я встречаю порой кого-либо из старых знакомых. Одни делают вид, что меня не заметили, другие кивают на ходу и спешат дальше. Третьи останавливаются, чтобы перекинуться со мною двумя-тремя словами.

Недавно я встретил Жанну, ту самую, из дела о смерти Маринова, которая вела светскую жизнь в «Варшаве» и преподносила мне сентенции вроде «ничто и ни с кем меня не связывает» и тому подобное. Думаю, что на сей раз она направлялась не к «Варшаве», потому что катила перед собой детскую колясочку. Пухленький ребенок сидел в коляске и раскачивался взад-вперед, словно стараясь ускорить движение своего транспортного средства.

— Здравствуйте, инспектор! — останавливает меня Жанна. — Не узнали меня?

— Как не узнать! — отвечаю. — Но поскольку меня не все узнают… А это кто, дочка инженера?

— Сын, — поправляет меня мать. — И сначала мой, а уже потом инженера.

— Извините, — говорю, — пока они маленькие, их трудно различить.

Поглаживаю крепыша по русой головке, а он по-свойски пытается поймать мою руку своими пухлыми ручонками, думая, что я с ним играю.

— Очень рад, что вы меня не забыли… — бормочу, не зная, что еще надо сказать.

— Чтоб я вас забыла? Да я тогда почти влюбилась в вас.

— Если это было «почти», то не страшно. Есть у меня товарищ, который влюбляется, разумеется «почти», в каждую красивую женщину, и несмотря на это, он не завел себе гарем и даже очень преданный муж.

Обмениваемся друг с другом еще несколькими глупостями подобного рода и отправляемся каждый своей дорогой. Она ищет туфельки для малыша, я — очередного убийцу. У обоих задача не из легких.

Несколько раз встречал я и Мими, бывшую подругу Танева. Немножко располнела и несколько утратила свое былое изящество, но зато ясно смотрит в будущее. Она уже замужем, так что будущее для нее связано с покупкой коляски.

Иногда мне звонят и приглашают в гости на праздник Вера и Васил, которые во время следствия по делу Медарова еще не были женаты. Но это были обыкновенные люди, и с ними не происходило историй. Не то что у меня нет симпатии к «обыкновенным» людям, как раз наоборот, но мне кажется, что я среди них — лишний, разве что гость на ужине. Они такие же люди, как я, и, наверное, имеют право чувствовать свое надо мной превосходство. И не удивительно, что, когда после ужина я надеваю свой поношенный темный плащ, напяливаю на голову свою верную старую шляпу и отправляюсь в темноте в свою холодную холостяцкую квартиру, Вера говорит обо мне «этот горемыка», и это, в общем, совершенно правильно, и кто-нибудь может даже пойти дальше и сказать «этот старый дурак», — какая разница.

Так что «обыкновенные» люди, не знаю почему, мне не очень интересны, хотя мне следовало бы, в сущности, поучиться у них, и мысли мои, как правило, заняты другими людьми — теми, кому надо подставить плечо, чтобы они не покатились вниз, теми, кто барахтается в своем болоте, и ты волей-неволей напряженно следишь за ними, чтобы понять, одолеет в них человеческое или животное, от которого идет омерзительный спертый дух тунеядства и преступности. И может быть, это ноль без палочки, но все же вовсе не неприятно встретить иной раз кого-нибудь из тех, кто барахтался, встретить крепко ухватившейся за детскую коляску и услышать:

— Здравствуйте, инспектор… Не узнали меня?

Такие мысли крутятся у меня в голове, пока я стою у окна и рассеянно гляжу вниз на толпу, заполняющую мост и бульвар. Наверное, я несколько увлекся этой созерцательно-умственной деятельностью, потому что, посмотрев вдруг на свои наручные часы, я устанавливаю, что сейчас семь без двадцати. Дора уклонилась от намеченной встречи. Интересно, почему?

Интересно или нет, но почему, этого я не узнаю, если буду и дальше торчать в кабинете. Прибираю на столе, спускаюсь привычным аллюром вниз по лестнице и только выхожу на улицу, как сталкиваюсь с Дорой.