— Еле удалось ускользнуть от Марина, — говорит она вместо извинения.
— А от его брата как удалось ускользнуть?
Женщина неприязненно вскидывает глаза.
— Вы следили за мной.
— Вовсе нет. Случайное совпадение.
— Знаю я ваши совпадения.
— Вам все известно наперед. Только давайте не будем ссориться тут, на улице.
Мы молча пробираемся через толпу на мосту и сворачиваем влево, на аллею, идущую вдоль канала. Еще светло, но небо уже становится серым и дома на противоположной стороне погружаются в тень.
— Я вас спрашивал про недавнее свидание с Филиппом…
— Это не было свиданием. Мы увиделись случайно.
— Неправда. Он вам звонил.
— Значит, вы за ним следили…
— Это уже наше дело. А я вас спрашиваю о вашем.
— Он мне действительно звонил. Я вышла, и мы встретились у Орлиного моста.
— Я спрашиваю, зачем? С какой целью? О чем вы говорили?
— А что вы так на меня накинулись? — произносит Вполголоса, но раздраженно Дора. — Что плохого в том, что я виделась со старым другом?
— Плохо здесь то, что вы не знаете, кто в действительности ваши друзья.
— Их не так много, чтобы я этого не знала.
— И Филипп фигурирует среди этих малочисленных, но верных друзей?
— Я этого не сказала. Друг — в самом обычном смысле этого слова.
— Однако в прошлый раз, как я помню, вы говорили о нем, не скрывая своей ненависти.
— И тут вы не совсем точны. Я его презираю и ничего больше.
— И это не мешает вам отозваться на его приглашение встретиться.
— Он просил меня об одной маленькой услуге. Все же я ему в известной степени обязана. Он, а не кто-нибудь другой, вытащил меня из грязи.
— А что это была за услуга, о которой просил вас Филипп?
— Денежная.
— И вы помогли ему?
— Нет. У меня не было такой возможности.
— Ясно, — киваю.
Продолжаем идти по аллее вдоль канала, но это направление, по-видимому, не устраивает Дору, потому что она вдруг спрашивает:
— У вас есть еще что-нибудь ко мне?
— Наверное, я отнимаю у вас время?
— Можно сказать и так.
— Но вы ведь должны мне около часа, я ждал вас. Так что верните мне хотя бы этот час.
— Ну, не сердитесь. Я только спросила.
Еще несколько шагов по пути к неизвестности, и мы достигаем площадки с несколькими скамейками.
— Давайте немножко посидим. Я устала от беготни.
— Почему же нет, — соглашаюсь. — Тем более здесь, среди природы.
Природа, между нами говоря, здесь достаточно жалкая — бетонированный канал с редкой, ощипанной травкой на газоне, но мы пришли сюда не для того, чтобы объясняться в любви. Я закуриваю и обращаю задумчивый взгляд долу, что позволяет мне установить, что шнурок на моем левом ботинке развязался. Наклоняюсь, чтобы поправить вышеназванную часть своего туалета. Потом говорю наискучнейшим тоном:
— В прошлый раз вы заметили, что такие, как я, отравлены недоверием или чем-то в этом роде. Однако если мы и отравлены частично, то вас, извините за выражение, хоть неси в морг.
— Может быть, — отвечает женщина с полным безразличием.
— Но какая вам польза от этого недоверия?
— Она меня оберегает от пощечин.
— Разве что… А вот у меня такое впечатление, что пока вы оберегаете лицо, вам угрожают удары с тыла.
Дора смотрит на меня, пытаясь понять, что я подразумеваю под ударами с тыла, но ничего не говорит. Я тоже некоторое время молчу и любуюсь, как ловко завязал шнурок на ботинке. Потом небрежно спрашиваю:
— Вы действительно считаете, что чем-то обязаны Филиппу?
— А как же иначе? Столько уроков житейской мудрости он мне преподал.
— Вот как! Может, вы и со мной поделитесь чем-нибудь?
— Ну, пожалуйста. Только лучше бы вы обратились прямо к нему. Доставили бы ему удовольствие.
— Не знаю, сколько он с меня сдерет.
— Ничего он за это не возьмет. Уроки он дает совершенно бесплатно. Ему достаточно чувствовать себя благодетелем подрастающего поколения. Скажем, появился Моньо небритым или Спас совершил какое-то хулиганство, Филипп покачает головой и скажет сочувствующе: «Не так надо, детки. Лучший способ жить непорядочно — это иметь порядочную внешность. Будь каким
хочешь мерзавцем, но никогда не веди себя мерзко, иначе сразу же возьмут на заметку…»
— Мудрая мысль.
— А увидит, что Магда загляделась в чью-то сторону, наклонится и деликатно напомнит шепотом: «Не забывай, милочка, что таким, как ты, платят по тарифу. Чем менее ты доступна, тем больше ты получишь…» И еще целая куча сентенций в том же духе.
— Теперь я понимаю, почему вы в таком долгу перед ним, — говорю я и тут же чувствую, что хотел сказать одно, а женщина поняла совсем другое. Лицо ее на какую-то долю секунды сжалось, как будто я дал ей пощечину. Потом, спустя эту долю секунды, оно обрело свою обычную бесстрастность.
— Бросьте вы свою мнительность, — говорю, злясь больше на себя, чем на нее. — Я думаю, что моя мысль ясна — после всего Филипп может еще держать вас в руках?
Дора не отвечает.
— Шантаж?
Молчание.
— Шантаж, да? Отвечайте же!
Женщина хочет что-то сказать, но только глотает слюну и кивает.
— Какой шантаж? Шантаж прошлым?
Она кивает снова. У меня ощущение, что она сейчас заплачет, но спешу себя успокоить: такие упрямые не плачут.
— Ну, я знаю ваше прошлое. Оно действительно не розовое, но это перевернутая страница. Если кто-то вас любит, он должен понять…